
Попытка соединить буддизм с народом, предпринятая Синраном, не была случайным религиозным порывом, а выросла из подвижничества множества странствующих монахов, которые ещё задолго до Синрана несли учение Будды за стены монастырей, вниз, «к подножью горы», чтобы сделать его опорой жизни обычных людей.
Среди ходивших в народ проповедников особое место занимает Куя (空也, 903–972) — странствующий монах, чья деятельность стала символом народного буддизма эпохи Хэйан.
Куя жил в то время, когда религиозная культура была сосредоточена в аристократических кругах, а горные монастыри служили скорее центрами политического влияния и религиозной карьеры, чем местами открытого общения с народом.
На этом фоне его путь выглядел почти вызывающе простым. Куя сознательно отказался от монастырской замкнутости, выбрав жизнь в городах среди ремесленников, мелких торговцев, крестьян — тех, кто в силу тяжелой жизни был полностью отрезан от учения и практики. Куя и ему подобных называли святыми с рыночной площади (市聖).
Куя читал горожанам сутры на уличных перекрёстках, всегда подкрепляя свои слова делом: раздавал пищу и лекарства, кремировал трупы нищих, прокладывал дороги, строил мосты и колодцы, заботился о «благе здесь и сейчас» (現在利益).
В знак благодарности люди давали Куя еду и прочие подношения, которыми он щедро делился с нуждающимися.
Образ Куя — отшельник с колокольчиками, танцующий под звуки произносимой молитвы нэнбуцу и увлекающий за собой толпу — стал символом раннего синкретического буддизма, который не отделял духовную практику от повседневной заботы о ближнем.
Знаменитая статуя в храме Рокухарамицу изображает Куя в момент хождения по городу:
из его рта выходят шесть маленьких фигур Будды Амида — шесть слогов на-му-а-ми-да-буцу. Эта короткая молитва, дословно означающая «Полностью полагаюсь на милость Будды Амида» стала символом реформ «иной силы» Синрана в эпоху Камакура.
Наиболее ярко роль Куя и чая как инструмента спасения проявилась во время эпидемии 951 года — события, которое навсегда вписало его имя в народную память.
Когда в Киото начался мор, аристократия укрылась в своих усадьбах, монастыри ограничились молитвами о защите государства, а простые люди, брошенные на произвол судьбы, умирали на улицах, Куя не покинул столицу.
Он изготовил деревянную статую богини Каннон, водрузил её на тележку, которую лично тянул через заражённые кварталы, распевая молитву нэнбуцу и раздавая больным кипячёный отвар целебного чая с японской сливой, точный состав которого теперь трудно восстановить.
Как известно и зеленый чай и японская слива обладают мощными антивирусными и свойствами. В наши дни в народе при простудах и гриппе рекомендуется пить чай банча с маринованной японской сливой. Вполне, что этот рецепт был известен уже в эпоху Хэйан.
Согласно легенде, император Мураками, впечатлённый добродетелью подаяния чая, установил обычай пить чай «обукуча» в Новый год, который и по сей день соблюдается в регионе Кансай.
Легенда не претендует на историческую точность, но отражает главное: Куя стал для жителей Киото воплощением буддизма их жизни, который действует здесь и сейчас, среди народа, спасая в самые трудные моменты. Именно в его образе впервые так ясно проявилась фигура монаха-практика, готового соединить духовную форму с реальной поддержкой обычных людей.
Этот образ впитался в народную память и продолжал жить в сотнях странствующих монахов «хидзири», что ходили по дорогам Японии, читая нэнбуцу, помогая беднякам и больным, строя мосты, обучая грамоте и проповедуя спасение всем нуждающимся.
Именно они, а не столичные монастыри, подготовили почву для реформы Синрана. Когда Синран покинул Энрякудзи и стал говорить о спасении всех живых существ, о вере простых людей, о конце противопоставления монаха и мирянина — народ уже знал этот язык.
Синран не изобрёл народный буддизм — он лишь придал завершённую форму тому движению, которое начиналось задолго до него: в пыли улиц, на городских рынках, в чаше простого повседневного чая, которым странствующий святой делился со страждущими.